Принято считать, что в XVIII веке возникло ряд факторов, не благоприятствовавших развитию монашества. И, действительно, со времен Петра монастырям стремились найти новое применение в новом обществе. Они как бы сразу утратили свое прежнее значение и та главная духовная сторона монастырской жизни, ради которой и во имя которой существовал любой православный монастырь, вдруг не стала приниматься всерьез. Дух рационализма, который господствовал в высших слоях общества стал преобладать в отношениях к монашествующим. Отныне признавалась существенной только одна из функций — социальная и она стала усиливаться, достигнув своего апогея в последующие эпохи.
Петр Великий распорядился, чтобы в монастырях открывали госпитали и богадельни, принимали солдат-инвалидов. Он же пытался отрегулировать внутреннюю жизнь, запрещая постригать в монахи ранее 30 лет, а в монахини ранее 50 лет. Очень важным стало появление в 1724 г. так называемого «Объявления о монашестве», в котором формулировались задачи, которые государство было намерено осуществлять относительно монастырей.
В прежние эпохи русские монастыри накопили огромное количество средств и владели обширными участками земель. Все это было изъято под благовидными предлогами и новую эпоху в имущественном плане монастырям фактически пришлось начинать с чистого листа. После этого встал вопрос об уменьшения числа обителей и количества монашествующих. Еще при Анне Иоанновне расстригали тех, кто был пострижен без указа, а Екатерина Великая в этом смысле поступила, возможно, более мудро (с государственной точки зрения) введя монастырские штаты, т.е. практически приняв решение о принятии монахов на государственную службу. Те, кто остался за штатом оказался или перед фактом закрытия или в условиях свободного, почти независимого существования. Итоги преобразований этой эпохи таковы: из 953 великорусских монастырей после введения штатов в 1764 г. осталось в штате 224 и еще 161 оставлены заштатными, остальные просто закрыты. Из 12444 монашествующих в штате осталось лишь 5105, что с остальными можно только догадываться. Общие тенденции сказались и на тамбовских монастырях. Но, правда, стоит сказать, что не таким существенным образом, как везде. Закрыты были монастыри, которые невозможно было уже никак содержать, и те которые после изъятия у них земель и крестьян фактически прекратили свое существование, так было с Мамонтовской пустынью, Троицким Цнинским монастырем. Подверглись закрытию и все женские монастыри, которые существовали как «царское богомолье» и представляли из себя своеобразные богадельни для престарелых людей (такие как Конобеевский Казанский монастырь или Козловский Ильинский монастырь), а также очень маленькие монастыри, где кроме одной ветхой церкви и нескольких келий, в которых порой никто и не жил больше ничего не было (например, Проломская Успенская мужская пустынь). Все исконные, уже утвердившиеся монастыри сохранились и даже можно говорить о некотором улучшении их, во всяком случае, внешнего положения в середине века.
Все они были деревянными, и как это не странно большая часть из них в первой половине века сгорела. Это было, как какое-то поветрие, даже складывается впечатление, что их специально сожгли. Вот хронология событий. В 1699 г. сгорел Козловский Троицкий монастырь. Пожар уничтожил все деревянные постройки и сильно повредил обе церкви. К 1706 г. удалось восстановить практически все здания. В 1717 г. сгорел весь Трегуляев монастырь. Спустя три года он восстановлен уже на новом месте. Вознесенский женский монастырь сгорел в 1724 г. Полностью восстановлен только через двадцать лет. Черниев монастырь сгорел полностью около 1738 г. В конце 50-х годов сгорела Вышенская Успенская пустынь, а Лебедянский Троицкий мужской монастырь погорел в 1764 г. Тем не менее все пострадавшие от пожаров монастыри были восстановлены. Причем в Козловском, Черниевом, Вышенском, Трегуляевском монастырях развернулось каменное строительство, приведшее к тому, что возвели такие шедевры каменного зодчества как Архангельский храм в Черниевом монастыре или Казанский летний храм в Тамбовском Казанском мужском монастыре.
В хозяйственном отношении едва ли можно говорить о процветании обителей в это время. По описанию поручика Ситникова в Вознесенском женском монастыре в 1764 г., из построек в хорошем состоянии была только новая настоятельская келия. Келии монахинь, по большей части, представляли из себя обычные крестьянские избы (2×2 или 1,5×1,5 саж.) отапливаемые по черному с 3-4 окошками закрытыми воловьими пузырями. В конце века некоторым монастырям удалось хотя бы на каких-то условиях вернуть свои земли.
С приходом к управлению епархией епископа Феофила материальное положение обителей стало выправляться. Владыка Феофил также уделил особое внимание и внутренней жизни монахов, которая к этому времени пришла в расстроенное состояние. Одним из выходов из такого положения епископу Феофилу виделся в создании единообразного устава для всех монастырей. И это была полезная мера, так как в некоторых монастырях не было вообще никаких уставов и жили монахи сами по себе. За образец был взят устав Саровской Успенской пустыни и Скановского общежительного монастыря, хотя сам, этот устав, больше походил на свод элементарных правил для монашествующих. Введен ли он был во всех монастырях сказать сложно, но, во всяком случае, у нас есть образец этого устава для Раненбургской Петропавловской пустыни.
Пожалуй, это был первый и единственный опыт внедрения монастырского устава волевым решением вышестоящего начальства. Насколько он был успешен неизвестно, так как каких-то резких перемен во внутренней жизни монастырей при жизни самого епископа Феофила не произошло. Широко применял владыка и другой метод при наведении порядка в обителях. Он сам назначал настоятелей, стараясь, прежде всего, выбирать образованных и хороших администраторов.
Особое место в истории тамбовских монастырей занимает та ее страница, которая связана с зарождением подлинной монашеской жизни отшельнического типа и появлением старчества, а также появлением нескольких монастырей, где традиция монашеского делания передавалась так сказать «по наследству» от учителя к ученику. Это, прежде всего, связано с мужским монашеством, но нам следует отметить тот факт, что именно в это время зарождается подобная традиция и среди представителей женского монашества. На мой взгляд, как раз начиная с XVIII в. можно говорить о подлинном расцвете женского монашества не только в Тамбовской епархии, но и вообще в стране. У нас это возрождение было связано с такой личностью как прп. Марфа Тамбовская.
Марфа Петровна Апарина, родилась еще во времена Елизаветы Петровны, а годы ее становления и деятельности на ниве духовной пришлись на царствование Екатерины Великой и сына ее Павла Петровича. Марфа была одна из тех, кто стоял у истоков этого возрождения, и именно тем человеком на жизнь, и образ которой ориентировались многие поколения русских людей. С детства она была отмечена печатью Божьего избранничества и обладала особым, весьма редким даром: объединять людей, вдохновляя их на духовный подвиг. На церковном языке дар этот называется «духовное рассуждение». Итог ее жизни — это основание монашеской общины в г. Кирсанове (1783 г.), выросшей впоследствии в Кирсановский Тихвино-Богородицкий женский монастырь. По духовным своим дарованиям Марфа пожалуй сравнима с основательницей русского женского монашества прп. Евфросинией Полоцкой. Марфа Апарина оставила круг лиц, которые по праву можно назвать ее ученицами (сестра ее Пелагея Апарина, Татьяна Пахомова, племянница Пелагия Сергеевна и др.), благословила жить по Саровскому уставу и блюсти строгое общежитие, что было очень важно для того времени, так как единственный женский монастырь в епархии Тамбовский Вознесенский был особножительный. Кирсановский Тихвинский монастырь духовно будет связан со старцами Сарова, отчасти Оптиной пустыни (со второй половины XIX в.), а также с задонским подвижником Георгием. В некотором роде он развивался по своему особому пути, достигнув уровня одного из крупнейших монастырей епархии и оказавший духовное влияние не только на город Кирсанов, но и на Кирсановский уезд в целом. Кроме того, у него появилась и своя «колония» — Оржевский Боголюбовский Тишениновский женский монастырь.
Но Кирсановский монастырь обретет свой статус только в 1849 г., когда будет утвержден официально. Со смертью прп. Марфа в 1800 г. в городе осталась лишь монашеская община. А вот Усманский Софийский женский монастырь был заложен уже в 1801 г. и стал первым новым женским монастырем, открытым на территории епархии в Синодальное время. Усманский монастырь духовно связан со свт. Тихоном Задонским, который хорошо знал и основательницу монастыря дворянскую девицу Надежду Георгиевну Федорову, а также ее отца и дядю. Он посоветовал основывать монастырь в имении Федоровых, с. Новоуглянском, а не в Усмани, полагая, что вдали от городской суеты обители будет гораздо лучше. Позже строительством стал заниматься племянник святителя, а также его келейник и ученик иеромонах Тихон. Усманский монастырь можно по праву назвать детищем святителя, в котором всегда его помнили и бережно хранили некоторые вещи принадлежавшие лично ему. В обители основанной по благословению и по молитвам свт. Тихона Задонского, была создана благоприятная обстановка для развития монашеской жизни. На протяжении 50-80 гг. XIX в. в монастыре подвизалась целая плеяда подвижниц высоко духовной жизни. Это монахини Дария, Афанасия, София, Архелая и Еликонида.
Многие наши монастыри XVII- XVIII веков были основаны на месте явления какого-либо Божьего знамения, людьми особо одаренными в духовном плане, жаждущими подвига не ради собственной гордыни и прославления, а лишь ради спасения собственной души. Не случайно имена таких людей нам сохранила история, а с основанными ими монастырями зачастую связано какое-либо чудо. Ярче всего это проявилось в истории двух монастырей: Саровской Успенской пустыни и Санаксарского Сретенского (позже Рождества Богородицы) монастыря.
Саровская обитель стала первым монастырем основанным в XVIII в., и основана она была именно монахами. Начиная с 1706 г. (год основания Сарова) пустынь росла непрерывно и внешне и внутренне. Можно так сказать, что этот монастырь был единственным на территории епархии, который не испытал ни одного сколько нибудь серьезного внутреннего кризиса. Все это благодаря тому, что изначально обитель мыслилась как строгое общежитие. Кроме того, сразу же обустроена была структура внутримонастырских связей, разработана система духовного воспитания и подготовки послушников к монашеской жизни. А главное в монастыре сохранялась традиция старчества, которая практически не прерывалась от основателя монастыря до его закрытия. С пустынью связано самым непосредственным образом женское монашество епархии. Новые женские обители получали здесь первоначальное руководство, а некоторые (Кирсановский Тихвинский) взяли за основу Саровский устав. Я думаю, что и не без влияния Саровской пустыни новообразующиеся монастыри сразу же начинали свое жительство на началах общежития.
Санаксарский монастырь, основанный еще в веке предыдущем, духовно обустроен был при прп. Феодоре Санаксарском, который оставил после себя целую группу учеников. Оба монастыря стали самыми крупными мужскими обителями епархии. Кроме того, отчетливо прослеживается влияние старца Феодора на мирян вне ограды монастыря.
Период с 1800 г. по 1917 г. можно отметить особо в истории тамбовского монашества. Именно в это время количество монастырей возросло в разы, увеличился их не только количественный, но и качественный состав, возросло их значение в обществе и их влияние на простой народ. К 1912 г. из 27 монастырей и общин епархии 10 были мужскими, а из 17 женских обителей 13 образовались в XIX — нач. XX в. Общее количество монашествующих к 1912 г. составляло около 5102 человек (включая все категории) из них 3953 женщины и девицы.
Характеризуя эту эпоху в общих чертах можно отметить несколько ярких особенностей ее: монастыри все больше приобретали женское лицо, старчество стало общеепархиальным явлением (институт старчества стал укореняться в Трегуляе, Козловском Троицком, Вышенской пустыни), и, наконец, к концу века наметились кризисные явления в монашеской жизни и как следствие, зарождение так называемого «белого монашества» получившего распространение в последующее время.
Первая половина XIX века обозначилась появлением нескольких женских монашеских общин: Кирсановская, Сухотинская, Усманская, Сезеновская, Темниковская. Зачатки некоторых из них были уже и в веке предыдущем. Почти все прошли через стадию богаделен при храме, а затем оформлялись в общины, на тот момент это была наиболее удобная юридическая форма существования. Все эти обители уже до 1861 г. оформились в полноценные монастыри, но и впоследствии новообразующиеся монашеские сообщества проходили через три стадии — богадельня, община, монастырь. Чаще всего из этой триады выпадала богадельня, но это не было правилом.
Теперь в далекое прошлое отошло время, когда монастыри основывали монахи-подвижники. Исключение разве что составляет «Лебедянская ветвь», т.е. монастыри основанные при участии блаж. Иллариона Троекуровского и затворника Иоанна Сезеновского, но они сами не были монахами. Среди основателей на первые позиции выходят дворяне, купцы и крестьяне. Именно в такой последовательности. Кроме того, появилось такое новое явление как основание монастыря по завещанию (Брисоглебский Александро-Невский Хренников мужской монастырь и Носовский Преображенский мужской монастырь), т. е. в этом случае не предполагалось, что есть какая-то монашеская община, ее, предстояла создать чисто механически на пустом месте, но для внешнего строительства монастыря имелось достаточно средств, оставленных благочестивыми купцами.
Особое место среди основателей монастырей принадлежит дворянам. Из тринадцати, основанных в XIX в. женских монастырей семь было основано представителями этого сословия и, по крайней мере, один (Сезеновский) не без деятельного участия их. Шесть монастырей открыты в барских усадьбах, которые почти идеально подходили под обители, так как уже в наличие был жилой корпус (барский дом), церковь (в большинстве имений она существовала), хозяйственные и дворовые постройки и усадебная земля. Достаточно было обнести все это стеной и внешне монастырь готов. Другой вопрос, что внутренняя жизнь в таких обителях налаживалась с трудом, так как со стороны основательницы чаще всего присутствовало лишь искреннее желание строить монастырь, но понимания как это делать не было.
Кроме того, при всей благочестивой настроенности русского дворянства, жизнь даже лучшей части ее была далекой от монастырских порядков и быта. В таких случаях нужно было, чтобы основательница стояла в стороне от внутреннего устроения самого монастыря, помогая ему внешне (так было в Оржевском Тишениновском), или же сама подчинялась всем монастырским порядкам, полагая себя за самую простую послушницу. В случаях с Сухотинским и Усманским монастырями полноценная монашеская жизнь начала налаживаться в них только после смерти их основательниц. А вот в Ахтырском монастыре и Фитинговской общине сами основательницы стали настоятельницами общин, подчинившись всем монастырским порядкам. Стоит также отметить, что причиной такого обилия монастырей в помещичьих усадьбах, помимо религиозной настроенности основательниц, были и чисто экономические. Почти все эти обители (кроме Усманской) были основаны после реформы 1861 г. приведшей, как известно к разорению многих дворянских гнезд, хозяйство которых было основано на крепостном труде. Многие помещики не могли или не хотели вести хозяйство по-новому и имения приходили в упадок, стоял вопрос или о продаже земель соседям или тем же крестьянам. В этом случае основание монастыря, которому обычно и передавались все земельные угодья, являлось лучшим выходом из ситуации.
Все новообразуемые монастыри, в том числе и мужские, были общежитиями и лишь два, в силу разных обстоятельств смешанного типа (Сезеновский и Троекуровский). Даже те новые монастыри, которые были штатными (Кирсановский Тихвинский, Сезеновский Иоанно-Казанский) все же, по сути, являлись общежительными. Поэтому в Тамбовской епархии не стоял так остро вопрос, во всяком случае, относительно женских монастырей, какими им быть штатными или общежительными. Выбор изначально делался в пользу киновии. Были и свои особенности, так по своему устройству отличался от других Тамбовский Вознесенский женский монастырь. Он изначально, с самого своего основания был оснобножительным, так сложилось исторически. Каждая монахиня имела свой дом (келию) в монастыре построенный на собственные деньги. Очень часто дом принадлежал какой-либо городской семье и передавался по наследству представительнице этой семьи, принявшей в Вознесенском монастыре постриг. С другой стороны были и хозяйки келий, так сказать «старицы», которые пускали к себе на квартиру послушниц, не имеющих возможности построить себе отдельную келию (почти как на Афоне, где существует и сегодня монашество келиотского типа). Эту систему монастырского устройства, складывающуюся в течение нескольких столетий, в одночасье перевести в общежитие было практически невозможно. И переход этот начался лишь в 1911 г., когда монастырь возглавила игумения Антония (Аносова), привлекшая капиталы своей семьи (купцов Аносовых) для строительства общежительного корпуса и трапезы.
В течение этого периода монастыри снова стали увеличивать свои земельные владения. Чаще всего земли или дарились или переходили в собственность по завещанию. Редко, когда покупались. Среди Тамбовских монастырей наиболее крупными собственниками земли были Саровская Успенская мужская пустынь (суммарное количество более 46000 дес. большая часть занята была лесом) и Оржевский Тишениновский женский монастырь (2847 дес.) В течение века шло непрерывное накопление монастырских капиталов. Причем капиталы эти были неприкосновенны и само монастырское начальство без разрешения свыше не могло ими свободно распоряжаться, а доказать необходимость использования хотя бы части денег на нужды обители было ой как трудно. Складывалась иногда парадоксальная ситуация, когда настоятель при крупной сумме накопленных на счетах монастыря денег, жаловался начальству, что не на что поправить церковь (такой случай был в Козловском Троицком монастыре). Причем ежегодно на пополнение капитала от монастырских доходов должна была отчисляться определенная сумма, порой она составляла до 30% от годовых доходов. Вот и получилось, что к началу XX в. некоторые монастыри накопили много сотен тысяч рублей денег, которые с приходом к власти большевиков были конфискованы и пошли на нужды революции.
Изменился и социальный состав обителей. В особенности это касается мужских монастырей. Если в начале века штатные мужские монастыре процентов на 70 состояли из представителей духовного сословия, мещанства и купечества, то к концу столетия штаты монастырей практически полностью были укомплектованы выходцами из крестьянского сословия. Снизился и общий уровень грамотности в мужских монастырях, так в Кирсановском Александро-Невском мужском монастыре среди насельников в 1894 г. было четыре человека неграмотных.
Отсутствие трудовых послушаний в небольших штатных мужских монастырях не могло отражаться положительно на людях, вся жизнь которых до поступления в монастырь была связана с простым физическим трудом. Снизился общий нравственный уровень монастырей в епархии, особенно к концу века. Не редкостью было пьянство (Козловский Троицкий монастырь, Трегуляевский Предтеченский и др.), ослабла дисциплина, начались конфликты внутри монашеских общин. Способствовало такому положению и то, что именно мужские монастыри служили местом ссылки, в чем-либо провинившегося духовенства. Считалось, что жизнь в монастыре положительно повлияет на моральный облик пьяниц, сутяг, скандалистов, но происходили обратные процессы — такие личности разлагающе влияли на братию, не исправляясь, а «заражая» своими грехами других. К 1905 г. в епархии было освобождено от обязанности принимать таких штрафников только три обители: Саровская пустынь, Вышенская пустынь и Трегуляев монастырь.
Но, как правило, в мужских монастырях плохо обстояли дела только в том случае, когда по каким-то причинам не было твердой настоятельской власти. В том же Козловском Троицком монастыре вообще не было понятно кто там хозяин архимандрит или Козловский епископ, да и сами архимандриты уж больно часто менялись, и для них монастырь становился промежуточным местом на пути к архиерейству (архимандрит Феофилакт, архимандрит Владимир).
А вот в Трегуляевом монастыре стоило поставить в качестве настоятеля бывшего эконома Александро-Невской лавры архимандрита Иринарха, как тут же был наведен порядок и никаких известий о нарушении дисциплины в этом монастыре после Иринарха мы не знаем. При архимандрите Аркадие (Честонове) Вышенская пустынь достигла своего наивысшего расцвета.
По женским монастырям во второй половине XIX в. прокатилась волна нестроений (Кирсановский Тихвинский, Тамбовский Вознесенский, Троекуровский, Оржевский и др.) На мой взгляд, это связано, прежде всего, со сменой поколений и с увеличением численного состава женских обителей. Многие из этих монастырей выросли из небольших общин, находящихся под руководством духовного лидера (такого как Марфа Апарина). Пока живы были ученики, и пока общины были небольшими в обителях сохранялся покой и мир, но к 80-м гг. многие из тех, кто знал, например ту же Марфу или Иллариона Троекуровского, уже умерли. Пришли новые, молодые люди. Причем количественно их было гораздо больше, чем сторожил, и понадобилось какое-то время для того, чтобы они привыкли к новым монастырским порядкам.
В тех обителях, где было общежитие и строгий устав смена поколений прошла более менее безболезненно, в остальных вылилась в разного рода скандалы и конфликты, главным образом связанные с недовольством настоятельницей и старшими сестрами. И это была другая сторона проблемы. Ведь не секрет, что в женские монастыри часто крестьяне отдавили своих младших дочерей с раннего возраста. Это была своеобразная религиозная традиция, свидетельствовавшая о благочестивой настроенности крестьян, но также это свидетельствовало и о социальной-демографической напряженности в обществе. Крестьянин думал так: лучше уж пускай одна из дочерей вырастит в монастыре, где у нее будет свой угол, где она получит образование, будет одета, обута, чем испытает всякие невзгоды крестьянского жительства. Подобного рода послушниц в монастырях было больше половины. На них лежал груз основных «рабочих» послушаний, и надо сказать быт их и внешние условия жизни порой резко отличались от условий жизни настоятельницы и старших сестер, особенно в таких монастырях как Тамбовский Вознесенский. Да и традиционно, даже в рясофор в женских монастырях посвящали как минимум через 10 лет после поступления в монастырь, а в монашество бывало и тогда, когда уже и двигаться нормально девица не могла (нередко через 30-50 лет после поступления). Все это способствовало росту недовольства среди молодых послушниц и увеличивало пропасть между начальством монастыря и ее рядовым составом. Добавим сюда и то, что в большей части женских монастырей отсутствовало нормальное духовное руководство, не было монахинь-стариц или хотя бы тех, кто мог опекать молодежь, а белое духовенство, служащее в женских монастырях не могло удовлетворить духовные потребности монашествующих. Но, тем не менее, женские монастыри все же находились на высоком уровне и играли заметную роль в духовной жизни епархии.
Традиционно некоторые из женских монастырей были духовно связаны с Саровом (Сухотинский, Кадомский, Кирсановский Тихвинский) и Оптиной пустынью (Козловский Боголюбовский, Тамбовский Вознесенский). Монахини переписывались с тамошними старцами, сами не раз бывали у них, чтобы лично получить наставление и исповедоваться.
Многие современники отмечают, что в пореформенное время в мужских монастырях зарождается старчество. В одном из отчетов благочинных монастырей, даже употреблялась такая забавная формулировка: «в монастырях завелось старчество». К таковым, где «старчество завелось» смело можно отнести помимо Саровской пустыни Вышенскую Успенскую пустынь и Трегуляев Предтечев монастырь, а также Пантелеимоновский скит (официально архиерейская загородная резиденция «Хутор трех лощин»), где особым уважением и авторитетом пользовался иеромонах Макарий. К сожалению, исторические источники сохранили мало сведений о подобного рода людях, чаще всего мы знаем лишь их имена и почти ничего об их жизни и деятельности.
В XIX в. в среде образованного общества возобладало мнение относительно монастырей, что они должны нести, чуть ли не основное бремя по социальной помощи самым разным слоям населения. Мнение это возобладало и высших сферах власти, отсюда буквальное навязывание монастырям не свойственных для них дел: обучение детей, содержание приютов и богаделен, забота об инвалидах и медицинском обслуживании крестьян. Все эти учреждения и раньше появлялись при монастырях, но никогда не ставился вопрос о том, что монастыри должны этим заниматься в обязательном порядке. И, тем не менее, с возложенными обязанностями тамбовские монастыри неплохо справлялись. Почти при каждом были церковно-приходские школы, две самые крупные и успешные в епархии (Свято-Ольгинская в Тамбове и Вышенская Купленская в с. Купля Шацкого уезда) содержались и обеспечивались именно монастырями (Тамбовским Вознесенским и Вышенской Успенской пустынью) причем в уровне подготовки и нравственных качествах воспитанников можно было не сомневаться. При многих монастырях существовали приюты, богадельни, странноприимные дома, больницы. Традиция, по которой в голодные годы монастыри обеспечивали бедняков продовольствием никогда не нарушалась, а правило, по которому в течение трех дней любой человек мог получить бесплатно в обители кров, стол и одежду оставалась незыблемой (по истечении этого срока никто не выгонял человека, просто надо было определиться: или ты остаешься в монастыре на положении трудника или уходишь).
Монастыри играли огромную роль в жизни, прежде всего крестьян особенно в тех районах, где их было много (в Кирсановском уезде, например, было три монастыря). Здесь можно было получить помощь и духовную и материальную. Не надо забывать и еще об одной важной функции православных монастырей — это поминание умерших родственников. Обычай этот практически не прерывался с XVII в. Во многих женских монастырях существовала традиция непрерывного чтения псалтири и днем и ночью, из года в год. Некоторые монастыри, такие как Кирсановский Тихвинский, оказывая сильное влияние на духовную жизнь горожан.
Тяга к монашеской жизни в русском народе всегда была очень сильной. Жажда духовного подвига неистребимой, и, казалось бы, что лучше всего в этом плане можно было бы себя реализовать именно в монастыре. Но со второй половины XIX в. на территории епархии наблюдаются обратные процессы, появляются одиночки и даже группы крестьян желающие проводить монашескую жизнь вне стен монастыря. Вот факты, говорящие об этом: в 70-х гг. вдруг ни с того ни с сего уходит в «затвор» простой крестьянин, с. Сухой Калаис Кирсановского уезда. До этого он как-то особо ничем не отличался от других, жил как все и на тебе, выкопал землянку на собственном огороде, рядом устроил родник, начал там жить, молиться. Понадобилось вмешательство епископа Тамбовского Виталия (Иосифова), чтобы вернуть селянина семье. В 80-х гг. XIX в. крестьяне Лысых Гор прогоняют со своей земли еще одного затворника Андрея, оказавшегося жителем Орловской губернии. Такой же подвижник жил в землянке недалеко от Трегуляя и также был изгнан, крестьянин Кондратий долгое время жил в землянке недалеко от Кирсанова и т.д.
К началу XX в. в епархии было несколько старцев из мирян самые известные из них Григорий Борковский, Василий Шацкий, Акакий Тамбовский. Все эти люди вели именно монашеский образ жизни, но вне монастырей, что дает мне основание утверждать: в Тамбовской епархии на переломе эпох сформировалось или начало формироваться так называемое «белое монашество», которое в советское время, особенно в 20-30 гг. получило распространение и стало своеобразной формой духовного протеста. Оно и изначально было протестным явлением по своей сути. Некоей реакцией на кризисные явление в монастырской жизни, а также ответом на формализацию, а порой и профанацию иноческого подвига. Крестьянин искал в монастыре, прежде всего жизни в Боге, а, поступив в обитель, находил, ту же физическую работу, что и в миру и кроме работы ничего другого не предлагалось. Причем не понятно было, кому работает: Богу или мамоне, коль прорва денег шла на обеспечение процентов по вкладам. Помимо всего прочего духовные порывы часто ограничивались разного рода бюрократическими рогатками: волос длинных не носи, Иисусову молитву не читай в прелесть впадешь, в платье похожем на монашеское не ходи, собрались вечером в каком-либо доме побеседовать на духовно-нравственные темы, почитать Св. Писание уже подозрительно, а не секта ли там зреет? Налицо просто какое-то тотальное недоверие к религиозной зрелости простого русского крестьянина. На переломе эпох среди духовенства возобладало мнение, что, дескать, крестьянин религиозно неграмотен, сути христианства не знает, а поэтому если ему дать свободу действия, то неминуемо возникнет новая секта или какой-нибудь раскол.
Еще одно явление этой эпохи — возникновение «черничества». Обычно черничками называли девиц, которые по каким-либо причинам не вышли замуж и жили одиноко в своих домах почти по монашеским правилам, часто зарабатывая на жизнь чтением псалтири, по усопшим перебивая дополнительный заработок у псаломщиков. Официальные церковные и светские власти относились к черничкам с подозрением полагая, что большая часть из них ханжи и тунеядцы, не желающие понести бремя семейной жизни или проходить послушание в монастыре. Какая-то часть черничек соответствовали такой характеристике, но все же большинство их и действительно были особо благочестиво настроенными девицами по тем или иным причинам не связавшими свою судьбу с какой-либо обителью. Некоторые пользовались большим духовным авторитетом в свих селах.
Как бы не относились к таким явлениям как «белое монашество» и «черничество» современники и нынешние исследователи неоспоримым остается тот факт, что в последующий период гонений на Церковь в сельской глубинке, когда не было ни священников, ни действующих храмов именно представители этих двух социальных групп поддерживали в народе дух веры, вели просветительскую и миссионерскую работу, о чем будет подробно рассказано в следующей главе.
Курс лекций по истории Тамбовской епархии, прочитанный в Тамбовской духовной семинарии в 2003-2006 гг. преподавателем О.Ю. Лёвиным.
Источники и литература:
1. ИТУАК, 1890, Вып. 31, с. 58-60.
2. Прот. Г. Хитров. Историко-статистическое описание Тамбовской епархии. Тамбов, 1861.
3. Андреевский М. Историко-статистическое описание Тамбовской епархии. Тамбов, 1911.
4. Памятная книжка по Тамбовской епархии. Тамбов, 1893.
5. Озарнов И. Сказание о Казанском Прошинском монастыре. Моршанск, 2001.