К белому духовенству в Российской Империи принадлежал достаточно большой крут людей: протопресвитеры, протоиереи, иереи, протодиаконы, диаконы, иподиаконы, причетники.
Духовенство, освобождалось от многих государственных повинностей и в этом смысле было привелигированной частью российского общества. Попасть в число белого духовенства мог представитель любого сословия Империи (до 1861 г. кроме крепостных крестьян).
Численность белого духовенства на протяжении изучаемого периода менялась следующим образом:
год |
протоиереи |
священники |
диаконы |
причетники |
1849 |
11 |
1057 |
707 |
2205 |
1854 |
37 |
1079 |
698 |
2136 |
1891 |
48 |
1213 |
807 |
1499 |
1896 |
60 |
1282 |
729 |
1613 |
1910 |
48 |
1365 |
747 |
1440 |
Как видно, что на протяжении века штаты духовенства увеличивались за счёт открытия новых вакансий священнических и уменьшения диаконских и причетнических.
Возраст принимающих ту или иную степень церковного посвящения определялся церковными правилами следующим образом: 25 летний возраст для посвящения в сан диакона и 30 летний возраст в сан иерея. Сравнивая возраст посвящения в сан для духовенства Кирсановского округа 1836 г. и 3-го Тамбовского округа за 1916 г. мы обнаруживаем, что как в начале XIX в., так и в начале XX в. возрастной ценз не был решающим фактором при посвящении. И хотя в 1836 г. всё же стремились соблюсти каноническую норму (число близких к 30 годам при посвящении 11, а в 1916 г. — 8), а в 1916 г. не допускали слишком раннего посвящения (в 1836 г. есть случаи посвящения в 18 лет), но общепризнанная норма для посвящения в священнический сан на практике равнялась 25 годам.
Возраст посвящения в диаконы в 1836 г. распределялся более равномерно (к 30-ти — 4, до 25 и в 25 — 5, после 30-ти — 4). В 1916 г. стремились посвящать во диаконы более молодых. Как правило, это были претенденты на священнический сан с семинарским образованием. Тем более, что раздавались голоса, что диаконов в церкви слишком много и функции они свои в основном не выполняют.
Что касается причетников, то подавляющее большинство их в пер. пол. XIX в. были в возрасте за 30 лет. Имеющиеся у нас сведения по Кирсановскому округу за 1836 г. показывают, что из 30 причетников 25 были поставлены на свои места в возрасте за 30 лет. Правда, в документах отмечалось только время посвящения в стихарь, а свою должность большая часть исполняла и без этого посвящения. Среди низшего состава причта находились и самые молодые среди служащего духовенства. В 1836 г. встречаются даже 14-летние дьячки.
Внутрипричтовая возрастная дифференциация была одним из факторов влиявших на положительный или отрицательный микроклимат внутри такого коллектива, как церковный причт. В некоторых случаях этот фактор становился определяющим в отношении священника и диакона. Хотя следует заметить, что всё же данный фактор, всегда выступал в комплексе с другими (характер членов причта, их наклонности, привычки, сложившиеся внутрипричтовые связи и. т. д.)
Влияние возраста больше заметно в отношениях священник (молодой) — диакон (старый) или священник (старый) — псаломщик (молодой).
Характерная черта для причтов Тамбовской епархии первой половины XIX в. это их семейственность. Самые ранние, имеющиеся у нас клировые ведомости за 1814 г. по Шацкому округу дают следующую картину: в селах Оксельмеево, Колтырино, Волосатово и Пятаково один из пары причетников являлись сыновьями в первых трёх случаях священников этих сел, в 4-м диакона.
В других селах округа нередко члены причта были близкими родственниками двоюродными братьями, зятьями, шуринами (как в с. Юрино).
Таким образом, фактически причт являлся своеобразной семьёй во главе, которой стоял священник и где иерархические должности разделялись в соответствии с возрастом.
Причины, по которым в 1-й половине XIX века сохранялся принцип семейного происхождения при формировании причтов следует искать в недостаточном образовании ставленников из причетнических семей, которое напрямую зависело от материального положения отца семейства. Проще говоря, отцы-священники имели более высокий доход и могли дать соответственное образование своим детям, а причетники такового, в редких исключениях, позволить себе не могли. Играла свою роль и традиция закрепления места за одним из сыновей. Т. е. если отец был священником его место наверняка займет сын или зять. Уже в 70-х годах, после проведения реформ духовно-учебной системы принцип семейного происхождения не был так распространен. Среди 10 священников Козловского округа в 1877 г. 6 были детьми причетников. А из 14 причетников 1 из священнической семьи, но здесь все теперь связано не с их семейным происхождением, а с образованием.
Примерно такая же ситуация и в городских приходах. По г. Моршанску в 1852 г. в трех случаях члены причта близкие родственники. По сравнению с сельскими приходами здесь более ранний возраст поставления на причетнические должности: 7 из 17 поставлены на эти места, будучи несовершеннолетними. Имеющиеся при городских церквах по две пары причетников всегда в сочетании младший-старший. Очевидно, что это связано с естественной сменой поколений.
Важным показателем в общей характеристике духовенства является социальное происхождение членов его. Законы Российской Империи напрямую не поощряли замкнутость корпорации духовенства. Теоретически доступ в него был открыт. Однако на практике вплоть до начала революции, возникало множество препятствий. Хотя и здесь есть некоторые особенности. Если вплоть до 70-х годов в число белого духовенства было сложно попасть в силу профессиональной корпоративности последнего, то с конца XIX — нач. XX веков, с устранением этого препятствия обнаружилось, что теперь слишком мало желающих связать свою жизнь со служением Церкви. В некотором роде хранителями корпоративной замкнутости сословия были сами священнослужители.
Как показывает анализ имеющихся у нас документов среди белого духовенства ни в 1814 ни в 1836 ни в 1852 гг. не было представителей иных сословий. Нет их и в 1870 г., и в 1877 г. Однако мы можем заметить одну интересную деталь: священниками чаще становились именно дети священников или диаконов, а низшими членами причта дети причетников. Так по 2 Лебедянскому округу в 1870 г. среди 18 священников только 3 из причетнических семей. А среди 27 причетников нет ни одного из священнической или диаконской семьи. Следует также заметить, что в клировых ведомостях вплоть до 90-х годов в графе «происхождение» обязательно ставилось не общее слово «духовное», требовалось конкретно указать кем служил отец. Это правило стало необязательным после 90-х XIX в. А в XX веке уже и просто ограничивались указанием того, из какого сословия происходил священнослужитель.
К концу века ситуация с социальным происхождением духовенства стала меняться. Среди членов причта появились представителей других сословий. Но все же, даже на 1917 г. их было незначительное количество. В городах по-прежнему подавляющее большинство выходцов из духовных сословий (например в Кирсанове в 1916 г. среди священников все из духовного сословия). В сельской местности представителей иных сословий несколько больше, все они в основном из крестьян (в 3-м Кирсановском округе среди священников 1, в 3-м Шацком округе также 1). Представителей двух недуховных сословий, крестьян и мещан, больше среди низших членов причта. В 3-м Шацком округе в 1916 г. из 8 диаконов 2 крестьяне, из 23 псаломщиков 7 из недуховных сословий. В 1917 г. в местной церковной прессе появилась характерная статья по поводу всё большего проникновения в среду духовенства представителей иных сословий. В статье под названием «Оскудение духовенства» священник Ст. Добровольский с обеспокоенностью писал о «вымирании духовного сословия» и о занятии их места питомцами низших школ или детьми из других сословий.
Еще один показатель в общей характеристике сословия — это образование. От образованности во многом зависела способность священнослужителей реально влиять на религиозное настроение прихожан, а свою очередь уровень образования напрямую зависел от состояния епархиальных духовных школ, формирование системы которых в епархии закончилось к 30-м годам XIX в. Но и это не решило проблему низкого уровня образования духовенства, особенно причетников, так как не вполне была решена проблема материального обеспечения духовных школ. Вопрос этот в течение века постепенно решался и по мере его решения, менялся и образовательный уровень всего сословия. Это очень хорошо видно на примерах. В Шацком округе в 1814 г. из 12 священников 5 вообще без образования. 4 с неоконченным семинарским. Там же из 10 диаконов все без образования, из 24 причетников только 4 с неоконченным семинарским образованием, остальные вообще без всякого образования. Спустя 22 года положение меняется. По Кирсановскому округу в 1836 г. из 14 священников только 3 без образования, из 12 диаконов без образования 4, а из 30 причетников только 13 имели незаконченное начальное духовное образование. Несколько иная ситуация в городских приходах. Так в Моршанске в 1852 г. из 10 священников все выпускники духовной семинарии, причем 5 закончили по 1 разряду, а 1 духовную академию.
Стремление духовного начальства обеспечить городские причты священнослужителями с высоким уровнем образования очевидно. И это было в некотором роде оправдано. В сельской местности в первой половине века духовенство, даже имея за плечами несколько классов семинарии или домашнее образование, всё равно было на голову выше в образовательном отношении, своих прихожан — крестьян. Того образования, которое они имели, было достаточно. В отдаленных округах, таких как Шацкий, возможность дать нормальное духовное образование представителем духовного сословия была ограничена, из-за удаленности образовательных центров. С открытием Шацкого духовного училища положение на севере епархии в этом отношении поменялось. Усилия, предпринимаемые в направлении совершенствования местной системы духовного образования, давали свои результаты. В 1870 г. во 2 Лебедянском округе все священники с семинарским образованием (трое закончили по 1-му разряду), все диаконы окончили духовное училище, а 11 и несколько классов семинарии, среди причетников также все имеют низшее духовное образование, и только 2 без образования. А уже в 1877 г. среди причетников Козловского округа (не говоря уже о священниках и диаконах) нет вообще тех, кто нигде не учился.
Все это говорит о том, что при назначении на место образовательный ценз стал играть все большую роль. Если в первой половине века без образования можно было занять, даже место священника, то во второй половине века без образования сложно было стать и причетником. К концу века требования ужесточаются. Для священников необходимо было иметь, по крайней мере, среднее духовное образование. В 1891 г. из 1213 епархиальных священников 13 окончили академию, 1156 семинарию и только 44 были с неполным семинарским образованием. Из 806 диаконов 718 с неоконченным семинарским образованием, 88 семинарским. Из 1499 псаломщиков 2 с академическим. 1135 с неоконченным семинарским и 147 с семинарским.
В 1911 г. среди всех членов причта уже не встретишь кого-либо вообще без образования. Но появились другие проблемы. Первая из них отсутствие в среде духовенства тяги к самообразованию. Об это, в своих отчетах, свидетельствуют благочинные. Так в отчете за 1911 г. благочинный 7 Тамбовского округа сетует: «Необходимо чтение современных религиозно-нравственных изданий и журналов, не говоря уж о творениях св. отцов».
Хотелось бы обратить внимание в общей характеристике образовательного уровня духовенства на то, что на протяжении всего изучаемого периода среди духовенства крайне мало выпускников нетамбовских духовных школ. Совокупное количество за все это время едва ли составляет 0,01%. В основном это священнослужители закончившие духовные школы в Воронежской, Пензенской и Рязанской епархиях и есть несколько из Украинских епархий (в частности Черниговской), что говорит о некоторых традиционных связях с Украиной (тамбовские представители на украинских кафедрах в разное время были: мтр. Киевский Арсений, архиепископ Черниговский Филарет, архиепископ Харьковский Нектарий).
Еще один вопрос, который нельзя обойти при характеристике белого духовенства — это состав семей. Обычно в состав семей входили жена и дети. В это же число могли входить и другие родственники, живущие в семье священноцерковнослужителя: теща, сестра, племянники, престарелые родители. Среди священников и диаконов практически не встречаются неженатые, т.е. практика рукоположения целебатом в изучаемый период не была распространенна (нам известен только один случай за весь период, в 1916 г. в 3 Шацком округе священник с. Кашково был холост). Однако холостых немало среди причетников (в том же 3-м Шацком округе их в 1916 г. аж 8) Среди причетников есть те, кто был женат вторым или, даже третьим браком. Причем последних не так много (1 в 1877 г. в с. Сосновец Козловского округа пономарь был женат 3-й раз его возраст 27 лет). Среднее количество детей в семьях духовенства 3-4 человека, независимо от того городское или сельское. Многодетность была нормой, нередко количество детей доходило до 8 (максимальное количество встреченной нами в документах 12). Чаще всего дети были погодки, особенно первые три. В тех семьях, где было 5-6 человек детей, некоторый перерыв в деторождении обычно наступал после рождения 3-го ребенка.
Обучение детей в первой трети XIX в. чаще осуществлялось в доме родителей, особенно это характерно для выходцев из семей сельского духовенства. В документах указывалось в таких случаях «при отце». После 1850 г. обучались в духовно-учебных заведениях в обязательном порядке, в светских очень редко. Обучающихся в светских учебных заведениях стало гораздо больше с конца XIX нач. XX вв. Среди детей священников городского Кирсановского округа в 1916 г. только 2 обучались в духовных школах (17 в светских). В сельских округах сохранялся некоторый паритет (во 2 Кирсановском округе 25 в светских и 34 в духовных). Однако тенденция была на лицо: все большее количество детей духовенства выбирало себе иные профессии: учителей, инженеров, врачей, юристов. Все это в большей мере касалось детей мужского пола. Но и дочери духовных лиц теперь уже не удовлетворялись только одним вариантом своей взрослой жизни: замужество за священноцерковнослужителем. Все больше девиц духовного звания учительствовало или работали медсестрами, акушерками (немало дочерей духовенства обучалось на высших женских курсах в Москве и Киеве).
Ещё одна функция семьи в духовном сословии: забота о нетрудоспособных родственниках. Функция эта сохранялась на протяжении всего изучаемого периода. Несколько нивелировалась она только к концу века с совершенствованием системы церковных и государственных учреждений социальной защиты: попечительств, пенсионных и эмеритальных касс. В первой же половине века забота о престарелых родителях, несовершеннолетних братьях и сестрах, племянниках, оставшихся без родителей, лежала полностью на плечах старшего представителя рода служащего в какой-либо церкви. Или же, если не было такового, за призреваемым закреплялось место умершего кормильца. Например, если это была вдова, то тот человек, который поступал на место её умершего мужа, обязан был выплачивать вдове половину доходов получаемых им. Если же место занял зять, то он должен был содержать свою тещу. При сравнении источников содержания вдов и сирот за 1852 г. в г. Моршанске и за 1916 г. в 3 Шацком округе получается следующая картина: в 1852 г. только 4 жили на средства, даваемые попечительством о бедных духовного звания остальные 15 на содержании своих родственников или собственным трудом. В 1916 г. уже все 25 имеющихся в округе вдов и сиротствующих жили за счет попечительств и пенсий. Очевидно, что к концу века принцип семейного «собеса» себя уже не оправдывал. Во всяком случае, само духовное сословие стремилось избавиться от этой обременительной обязанности. В некотором смысле это свидетельствует об размывании патриархального уклада семейной жизни духовенства.
Курс лекций по истории Тамбовской епархии, прочитанный в Тамбовской духовной семинарии в 2003-2006 гг. преподавателем О.Ю. Лёвиным.
Источники и литература:
1. Сборник законодательных актов Российской Империи относительно духовенство. 1860. С. 7, 14
2. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 928. ЛЛ. 1-234
3. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1.Д. 508.ЛЛ. 1-127.
4. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 1637. ЛЛ. 1-357
5. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 1276. ЛЛ. 1-252.
6. ГАТО. Ф.181. Оп. 1. Д. 1559. ЛЛ. 1-257.
7. Тамбовские епархиальные ведомости. 1917. №12-13.С. 316-123
8. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 1792. ЛЛ. 71-77.
9. ГАТО. Ф. 181. Oп. 1. Д. 2137. ЛЛ. 7-8. Там же. ЛЛ. 99-101.