Церковно-приходская жизнь в XIX — нач. XX в.
Приход это церковный округ населения, имеющий свой храм с причтом. Так определяет термин «приход» Полный православный энциклопедический словарь, изданный в Москве в 1898 г. Т.е. основной отличительный признак прихода это обязательное наличие храма и причта в нем. Границы прихода могли не совпадать с границами села, так в одном селе могло быть и два прихода и три, а городские приходы не обязательно совпадали с границами кварталов. В нижеприведенной таблице я собрал те сведения, которые имеются на сегодняшний момент о количестве приходов в Тамбовской епархии в разное время:
год | Количество приходов |
1682 — | 160 |
1799 — | 903 |
1806 — | 761 |
1859 — | 942 |
1911 — | 1175 |
1917 — | 1300 |
Как видим, количество приходов в течение столетий увеличивалось, но как было сказано раньше потребность в открытии новых приходов, оставалась актуальнейшей проблемой во все времена.
Все заботы по открытию храма в приходе, его строительству, благоуркашению, содержанию причта, обеспечению храма землей, лежали на плечах самих прихожан. Крестьяне на сходах, горожане на собраниях городских обществ решали различные материальные проблемы храма, избирали старосту на три года и его помощника, который по определению был «поверенный прихода». Первоначально староста (1721 г.) заведовал лишь покупкой и продажей свечей, затем его полномочия значительно расширились, по инструкции 1890 г. он фактически ведал всей хозяйственной жизнью прихода, а с 1909 г. получил право участвовать в съездах духовенства. Еще одного человека, который заботился о храме, но не обязательно был в каждом приходе, называли ктитором. Чаще всего это был богатый жертвователь, который более менее регулярно помогал храму материально. Иногда функции ктитора брал на себя староста, поэтому часто понятия эти смешиваются, старосту называют ктитором и наоборот.
Основной доход церкви шел от продажи свечей, он же был и основным общеепархиальным доходом. До 1894 г. каждый приход закупал свечи самостоятельно, у разных торговцев, а в 1894 г. в Тамбове был построен свечной завод, который стал обеспечивать всю епархию церковными свечами. В каждом уездном городе была открыта свечная лавка и теперь старост обязывали покупать свечи только в свечных лавках и, таким образом, производство и продажа свечей была централизована и все доходы по этой статье оставались в епархии. Хотя, конечно же, нельзя сказать, что все без исключения приходы не нарушали эти правила централизации и не старались найти места, где можно купить свечи подешевле. С 80-х гг. XIX в. впервые всплыла проблема, которая нам теперь может показаться странной, но тогда она воспринималась как очень серьезная, требующая скорейшего вмешательства высших церковных властей. Проблема эта заключалась в том, что появились парафиновые свечи, которые также стали применяться в церковном обиходе. В ведомостях было опубликовано несколько тревожных статей, и этот вопрос даже обсуждался на епархиальном собрании духовенства. Ну и действительно, свеча ведь не только источник дохода для церкви, но и наш дар Богу, и он должен быть из природного материала, воска, а тут, принося парафиновую свечу, мы как бы занимаемся профанацией дара. И вот тогда то и возникла мысль о том, чтобы открыть свечной завод, где будет делаться настоящая чистая свеча и которую никто не сможет подделать (во всяком случае, это можно было бы проконтролировать).
Помимо свечного дохода у храмов были и иные статьи поступлений. В каждой церкви стояла кружка, а иногда и несколько на разные цели скажем на покупку паникадила или на ризу к чтимой иконе. Например в с. Кяндя Кирсановсокго уезда прихожане в течении 20 лет собирали средства на серебряную ризу к чтимой иконе Прсв. Богородицы, а вот в практике братства Троицкого прихода г. Тамбова был обычай ставить кружки не только в храме, но и в иных местах, скажем в магазине члена братства купца Патутина или в часовне. Таких кружек у братства было десять, во все собирались средства на разные нужды прихода. Кроме кружки существовал обычай за каждым богослужением собирать деньги обходя прихожан с «тарелкой» (специальный поднос) на который прихожане выкладывали свои посильные жертвы, это так называемый тарелочный сбор.
В особых случаях, когда нужно было привлечь дополнительные средства, помимо традиционных, церковный староста с согласия прихожан просил у епархиального начальства выдать книгу для сбора средств в приделах губернии или же всей страны. Такая книга выдавалась, человеку, который уполномочен от прихода собирать деньги, на ней имелась специальная печать, и в книге сборщик обязан был записывать, сколько, от кого и где он собрал денег. Иногда таких книг выдавалось несколько на один приход.
В период, когда приход затевал строительство нового храма или перестройку старого нередко прибегали к такой форме, как сдача в аренду на определенный срок общественных земель, с тем, чтобы вырученные деньги шли на храм (конечно же, этот способ стали применять после 1861 г.), а также подворное обложение всего мужского населения прихода.
В городских приходах имелись и иные формы добычи средств на содержание храма: сдача в наем квартиры, принадлежащей приходу или же лавки в аренду. Но львиную долю доходов храма зачастую могли составить пожертвования благотворителей. В их состав входили представители практически всех сословий России от крестьян до духовенства. Был случай, что, даже в качестве благотворителя выступил нищий. Этот случай произошел в с. Вячка Кирсановского уезда, где странник Хохлов в течение нескольких лет собирал деньги в разных городах страны, которые потом пожертвовал на строительство храма в своем родном селе. Из духовенства наиболее заметными были пожертвования протоиерея Г. Хитрова на деньги которого построили храм в с. Хитрово Тамбовского уезда. Среди дворян выделялись своими пожертвованиями Нарышкины, по крайней мере, на их средства построены храмы в селах Глуховка Кирсановского уезда, Каменка Моршанского уезда, Эммануиловка Шацкого уезда и еще несколько храмов. Но, пожалуй, самыми активными жертвователями на протяжении всего столетия оставались купцы. На их деньги построено большинство храмов в Моршанске, Козлове, Кирсанове и в самом Тамбове, строили они и в сельской местности, особенно в тех местах, откуда сами были родом. Наиболее известные церковные благотворители: в Тамбове Асеевы, Носовы, Аносовы, Ашурковы; в Козлове Вороновы. В Моршанске Михайловы, Платицыны в Кирсанове Апоницкие, Зотовы, Сосульниковы. Причем часто жертвовали не обязательно деньгами: могли купить облачение для священнослужителей, церковную утварь или подарить храму дом, лавку.
Все собираемые приходом средства не могли быть использованы ни на какие другие нужды кроме храмовых. Часть этих средства составляли, так называемый церковный капитал и часто воспользоваться им можно было только с разрешения Св. Синода. Но нужды прихода заключались не только в содержании самого храма, но и в устройстве богаделен и церковно-приходских школ. Первые имелись ни при каждом храме, и вообщем-то в епархии при храмах было мизерное количество богаделен. Устройство подобных заведений было чаще всего уделом городских приходов, а со второй половины XIX в. подобного рода заведения стали прерогативой специально создаваемых приходских братств. Крупные богадельни были при Козловском Крестовоздвиженском братстве и Тамбовском Троицком, а Тамбовское Крестовоздвиженское братство «специализировалось» на организации приюта для слепых детей. Кстати организация приютов, богаделен, странноприимных домов это форма социальной благотворительности, которая как раз стала развиваться со второй половины века и не без активной проповеднической деятельности духовенства. До этого времени в среде прихожан существовал такой стереотип: жертва это то, что я дал нищему на паперти. Все остальное меня не касается. Но все больше становился вопрос, что недостаточно просто раздать деньги нуждающимся, надо попытаться как-то организовать жизнь их так, чтобы они перестали быть нищим, а те, кто стар, болен и немощен, должны стать заботой всего прихода, а не отдельных его представителей. И вот в 80-х гг. XIX в. стали открывать братства, которые и брали на себя обязательство заботится о беднейших членах прихода, причем не только путем распределения материальной помощи, но и организации рабочих мест для них.
В 90-х гг. XIX века в епархии стали организовывать церковно-приходские попечительства, к 1913 г. такие попечительства были почти в каждом приходе. Мера эта была полезной, но не всегда понятной прихожанам, поэтому большинство попечительств функционировало только на бумаге, однако в период начавшейся 1-й мировой войны активность их возросла и они занялись организацией помощи тем, у кого кормильцы были на фронте, а также сбором средств, для помощи армии.
В первой четверти XIX века в некоторых приходах еще существовал обычай выборного духовенства, обычай этот был старый и достаточно распространенный в предыдущее время, однако в эту пору такой механизм назначения священника в приход уже не поддерживался и не поощрялся. Отношения же прихожан и духовенства складывались по разному. В первой половине века священник или диакон, а тем более уж причетники мало, чем отличались от крестьян. Жили в таких же избах, носили ту же одежду, пахали землю и содержали свое хозяйство. Со второй половины века бытовая сторона жизни духовенства стала резко отличаться от крестьянского быта и все больше тяготеть к городскому. В селе священник относился к классу сельской интеллигенции, однако в большинстве случаев это не мешало пастырю оставаться для крестьянина первым помощником, советчиком и другом крестьянина.
Долгое время на селе священник был для крестьянина и духовным отцом, и врачом и агрономом, и учителем его детей. Действительно связь духовенства с народом было очень крепкая и авторитет пастыря стоял высоко. Однако положение стало постепенно меняться к концу века и особенно заметно это стало в начале XX века. Одна причин была и в том, что духовенство стало уже не только сословием, но и своеобразной кастой интересы и нужды, которой были часто далеки от нужд и интересов крестьян. С другой стороны общие тенденции размывания всех морально-нравственных основ русского общества вели к охлаждению веры в среде самого русского народа, который стал предъявлять чрезмерные требования к своим пастырям, не желая признавать их духовный авторитет над собой. Ярче всего это проявилось в конфликтах по поводу материального обеспечения духовенства, проблема, которая раньше никогда не стояла так остро, теперь дошло до того, что все тамбовское духовенство буквально вопияло о том, что необходимо вводить казенное жалование для причтов, чтобы избавить его от унизительной материальной зависимости от прихожан.
В городе ситуация складывалась не лучшим образом, хотя вопрос о материальном положении и не стоял так как в селе. Но духовенство все больше замечало, что образ жизни горожан, чем дальше, тем меньше напоминает образ жизни православного человека. В 1911 г. благочинный Тамбовского городского округа писал в своем отчете: «Отношение духовенства к пастве вообще говоря добрые, вражды между ними открытой нет, но нет и особой тесной близости. Заметна обособленность между ними. Духовенство живет само по себе, паства сама по себе. Причина этого заключается в том, главным образом, что мало точек соприкосновения в деятельности приходской между паствой и духовенством». А благочинный Моршанского городского округа сетовал: «В среднем и низшем классах населения духовенство имеет нравственный авторитет. Образованное же общество и богачи далеко, далеко отстоят от духовенства. Некоторые интеллигенты совершенно не принимают духовенство, а некоторые, чтобы духовенство не беспокоило их своими посещениями пересылают заранее с прислугой свои подачи с тем, чтобы оно уже в дом не являлось».
Впрочем, XIX век и начало XX века можно назвать в полной мере расцветом церковно-приходской жизни. Почти в каждом приходе епархии имелись свои чтимые иконы, а всего особочтимых и чудотворных икон по всей епархии было около 70. День празднования такой иконы отмечался особенно торжественным образом, так же как и престольный праздник. На богослужение собиралось огромное количество народа со всего прихода, а иной раз и из других приходов. Обязательно такой праздник заканчивался крестным ходом, но кроме таких крестных ходов существовало в епархии и несколько специально утвержденных. Надо сказать, наши предки к крестным ходам относились с особой любовью и усердием. Наличие крестных ходов свидетельствовали об укоренившихся христианских традициях и о местных особенностях этих традиций, связанных с почитанием той или иной святыни или воспоминанием о каком-либо важном событии.
Самым продолжительным крестным ходом с 1871 г. стал крестный ход с Казанской Вышенской иконой Божьей Матери. Икона покидала Вышенскую пустынь в марте и возвращалась лишь в июне. За это время она посещала Шацк, Моршанск, Козлов и 14 мая ее торжественно встречали в Тамбове, где она была до 25 июня во всех храмах города поочередно, затем ее также торжественно провожали. Вышенский крестный ход был связан с памятными для Шацка, Моршанска и Тамбова событиями, когда по молитвам к Богородице эти города были избавлены от холеры. Это был единственный общеепархиальный крестный ход. Подобного рода ходы, в память избавления от холеры, существовали и местного значения: в Елатьме в Фомино воскресенье совершался он из Соборного храма в Всехсвятскую кладбищенскую церковь, в Козлове общегородской крестный ход 29 октября вокруг города (в память избавления от холеры 1771 г.), в Липецке вокруг города 28 июля с иконой Божьей Матери «Страстная» (в память избавления от холеры в 1831 г.), в Лебедяни в 3-й день Петрова поста вокруг города в память избавления от бед и пожаров. Другие крестные ходы были связаны с местными святынями: с Тамбовской иконой Божией Матери в г. Тамбове (10 апреля из всех храмов города в Богородицкий храм), в Карандеевке Кирсановского уезда на реку Ворону с Карандеевской иконой Божией Матери (в первую пятницу по Троице). Можно предполагать, что во многих волостях существовали святые источники, куда также совершались крестные ходы. Обычно эти источники располагались на границе нескольких приходов (так было в с. Салазгорье Темниковского уезда) и туда приходили в Преполовение или же во время молебна о дожде, когда обходили поля. Из наиболее известных таких крестных ходов можно выделить следующие: в с. Тюшевка Липецкого уезда в 1-ю пятницу после Троицы на колодец в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник», в Кадоме 29 августа к источнику «Паника», в с. Оржевка Кирсановского уезда 11 мая к источнику св. вмч. Варвары, в с. Ракша Моршанского уезда 8 июля к св. источнику с Казанской иконой, в с. Раево Моршанского уезда на св источник с иконой св. мч. Параскевы ну и конечно же в Тамбове к Питиримовскому источнику в день памяти самого свт. Питирима 10 августа.
Кроме этих крестных ходов существовали еще те, которые были связанны с монастырями, что свидетельствовало о той важной роли, которую всегда играли монашеские обители в жизни тамбовских прихожан. Некоторые из этих крестных ходов были столь древние, что никто уже даже в XIX веке не мог сказать, когда, в связи, с чем и почему они были учреждены. Таковые были три крестных хода в г. Козлове к Козловскому Троицкому монастырю из всех храмов города: на Троицу, 15 августа (на Успение) и в 9-ю пятницу по Пасхе для благословения ржаных хлебов (местная традиция) и раздачи его бедным. В Шацке 21 мая на место бывшего Сергиева монастыря в с. Малый Пролом, туда же приходили и крестные ходы из сел Бол. Пролом и Агишево. Такой же обычай существовал и в с. Лесное Конобеево Шацкого уезда, где 8 июля совершался крестный ход на место бывшего Казанского женского монастыря. А вот крестный ход в понедельник светлой недели вокруг Тамбовского Казанского монастыря был учрежден в 1760 г. епископом Пахомием (Симанским). После злодейского убийства императора Александра II в некоторых селах епархии были сооружены часовни в память об императоре и к ним также учреждены крестные ходы из приходского храма (таковые были в с. Лесное Конобееево Шацкого уезда, с. Никольская Кашма Моршанского уезда, с. 1-е Пересыпкино Кирсановского уезда).
В 1912 г. появилась новая форма крестных ходов, так называемые «миссионерские крестные ходы». Такие крестные ходы проводились в Тамбовском, Кирсановском и частью Борисоглебском уездах. Организовывались они местным духовенством, и маршрут их специально прокладывался по сектантским селам с целью оказать воздействие на сектантов и попытаться вернуть их в лоно Церкви, а также оказать поддержку православному населению этих уездов. В 1914 г. в связи с прославлением свт. Питирима планировалось провести грандиозный крестный ход, когда колоны верующих из всех уездов губернии должны были прибыть к 28 июля в Тамбов, однако идея эта не была осуществлена из-за начавшейся войны.
Мирное течение приходской жизни помимо праздников и крестных ходов немыслимо было без молебнов о дожде в годы засухи или же каких-либо событий церковной жизни местного значения. Таковыми могли стать освящение новопостроенного храма или придела, закладка нового храма. Обычно на такие торжества собирались не только прихожане данного прихода, но и близлежащих, а также все окрестное духовенство. К событиям можно отнести встречу икон, выписанных со святого места (чаще всего иконы заказывали на Афоне) кем-либо из прихожан или посещение прихода тамбовским епископом, что со второй половины XIX века было не таким уж и редким явлением. Вообще жизнь и крестьянина и горожанина складывалась в соответствии с церковным календарем и изначально была настроена на устроение всего распорядка жизни на церковный лад.
Особым явлением приходской жизни было местное подвижничество. Имена многих подвижников мы сейчас не знаем, но доподлинно известно, что практически в каждом крупном приходе был свой блаженный (Андрей Селезневский, Егорушка Кирсановский, Егорушка Шмаровский, Алексей Вановский и др.). Нередко рядом с селами селились какие-нибудь затворники, как это было в Лысых Горах в 80-х гг. XIX века, где некий крестьянин Орловской губернии Андрей на берегу реки Челновая вырыл себе пещерку и жил там, в пещерке. Во второй половине XIX века увеличивается количество так называемых «черничек». Появляются небольшие женские общины в Байловке, Карелях и др, которые на каком-то этапе своего существования приобретают государственную регистрацию (как Мамонтовская Алексеевская женская община), появляется и такое новое явление как «белое старчество» (об этом подробнее см. лекцию «Тамбовские монастыри в Синодальное время»). В любом приходе всегда была какая-либо группа особенно богомольных крестьян, которые посещали храм не только по праздникам, но в будние дни, причащались не раз в году, а каждый пост, и у которых на дому часто собирались любители послушать что-либо «божественное» или порассуждать о духовном. Вот что о подобного рода людях написал настоятель Казанского храма с. Туровка Козловского уезда в летописи храма: «Есть в приходе подобие секты, т. н. «людей Божиих», хотя в данное время и нельзя выдавать существование ее как факт, а просто как слух основанный на рассказах некоторых из прихожан. Всего в приходе таких подозрительных людей не более 10…Говорят, что они поочередно ходят друг к другу в избы и проводят время преимущественно в праздники и накануне их в пении, чтении, душеспасительных беседах. В состав «людей Божиих» входят и женщины, которые называются «духовными сестрами». Каждый брат непременно имеет «духовную сестру» избираемую им «по духу» от которой у него нет тайн. Они по слову Христа: «исповедуют друг другу свои согрешения». К богослужению ходят обязательно каждый воскресный и праздничный день, а их «вожак» (мой прихожанин Семен Аристов Туровский), даже и в будни ни одной не опускает. Молятся они истово. Крестное знамение изображают на себе широко, размашисто и при том, так нажимают в местах прикосновения, что на последних образуется темно-красный бугорчатый струп, который и отличает «людей Божиих» от простых смертных. Особенно заметны эти струпы на лбу, которым при земных поклонах, они непременно с силой ударяются об пол и производят стук»
В разных селах епархии всегда были какие-нибудь странники, которые шли через наши края в Киев, Воронеж, Саров, Москву. Сами тамбовцы чрезвычайно любили всякого рода богомолья, в которые отправлялись обычно группами и пешком. Особым почетом в приходе пользовались те, кто бывал на Святой Земле и на Афоне, многие посещали Оптину пустынь, Троице-Сергиеву лавру, Воронеж (мощи свт. Митрофана), Задонск, Киево-Печерскую лавру. Но не менее популярны были и внутриепархиальные маршруты: в ближайший монастырь, к св. источнику, в соседний приход к чудотворной иконе и. т. д.
В последней трети XIX века во многих приходах епархии стали организовывать общества трезвости, как одну из форм борьбы с таким явлением как пьянство. Не скажу, что в этом направлении велась уж очень активная работа, это была больше инициатива правительства, чем насущная нужда самих крестьян. Общества эти были не очень многочисленны, собирались лишь на свое открытие и пару раз в году на собрания и торжественный акт и как таковое трезвиническое движение не получило на Тамбовщине развития и часто было просто делом личной инициативы и усилий того или иного приходского священника.
Другой дело церковно-приходские школы. Особые школы при церквах появились в епархии в 40-50 гг XIX в., но тогда их было едва ли чуть больше 50 на всю епархию, однако после 1886 г., когда епархиальным начальством было вменено в обязанность духовенству открывать в своих приходах такие школы дело пошло более успешно и воистину стало всеобщим, так как народ в целом охотно откликнулся на призыв духовенства и всячески помогал в деле открытия и устроения школ. К 1913 г. их было уже около 1300.
В начале XX в. в обществе поднялся вопрос о значении и статусе прихода. Одни говорили, что приход надо сделать земской единицей вместо волости, другие говорили, что жизнь прихода протекает не в рамках церковных традиций, но все сходились в едином мнении, что приходскую жизнь надо как-то менять. Будировалась эта тема и в тамбовской церковной прессе, хотя, собственно, все эти споры мало коснулись жизни самих приходов, что-либо принципиально в них не изменилось вплоть до революции 1917 г.
Курс лекций по истории Тамбовской епархии, прочитанный в Тамбовской духовной семинарии в 2003-2006 гг. преподавателем О.Ю. Лёвиным.
Источники и литература:
Отчеты благочинных за 1911 г.
Полный православный энциклопедический словарь. М., 1992. т. 2
ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 1748.