Иерей Виктор Лисюнин Тамбов, Тамбовская духовная семинария
Процесс модернизации и участие в нем Тамбовского духовенства*
На протяжении почти полувековой имперской истории, начиная с реформ 60-х гг. XIX в. в России стал ярко проявляться процесс модернизации, который, набирая обороты, значительно ускорился к началу XX в. В контексте этого процесса происходили коренные изменения в обществе и государстве, идеологической основой которых издревле являлось Православие. Идеалы Православия консолидировали традиционное общество, при этом православное духовенство, духовно ориентируя народ, являлось носителем идеи единства.
Просвещённая часть тамбовского духовенства сознавала, что реформы общества и РПЦ необходимы. В ходе реформ, проводимых в царствование Александра II, ценой раскрепощения крестьянства, приобретения ими прав свободных обывателей стал распад крестьянской общины, генетически родственной церковной общине. Региональную особенность тамбовского духовенства определял социокультурный тип Тамбовской губернии — сугубо аграрной, с малым процентом горожан и слабой капитализацией городов, со значительными островами крупного частного землевладения в море крестьянских общин; это была этнически почти однородная среда, с традиционным укладом жизни и быта [1].
Несмотря на живучесть общинного менталитета, индивидуалистический принцип существования крестьянина-собственника (отрубщика, хуторянина), получает поддержку самого «помазанника Божия». Соблюдение общего интереса, «любовь к ближнему», умеренность повседневной жизни превращались в архаику. Всё, чему учила РПЦ и что поддерживало духовенство, вдруг стало «предрассудком». В этом случае духовенстве: не могло не требовать перемен церковной организации, и оно требует, прежде всего, реформы прихода и предоставления прав юридического лица приходской общине, которая одна осталась вне свобод, предоставляемых реформами, о чём писал в своих отзывах преосвященный Иннокентий (Беляев) [2].
Неспособность духовенства представлять интересы общины, превращение церковной общины в государственное ведомство наблюдаются и в селе, и в городе. Священник о. П. Виндряевский, благочинный Тамбовского округа, в своём, отчёте в консисторию от 1911 г. пишет, что отношения тамбовского городского округа с паствой добрые, но нет доверительности, так как все отношения ограничиваются выполнением треб. Другой благочинный о. В. Муравьёв свидетельствует, что участие духовенства в семейных делах, в разделах и пр., укреплению взаимоотношений с паствой не содействует [3]. Тем не менее, нет недостатка в фактах глубокого влияния духовенства и Церкви на приходскую паству. Влияние духовенства и РПЦ сдерживало переход к европейской модели демографического поведения. Сила православной традиции способствовала высокой рождаемости в русских семьях. Духовенство являлось самым многодетным сословием в России. В то же время к началу XX в. отношение к многодетности было неоднозначным даже среди духовенства. А.К. Воронский, сын священника с. Хорошавка Кирсановского уезда, в повести «Бурса» писал, что его отец относился к многодетности как к неизбежной жизненной тягости [4].
Если сравнивать духовенство эпохи Великих реформ 60-70 гг. XIX и начало XX вв., то можно заметить ту разницу условий жизни, в которой оно стало находиться в течение этого почти полувекового промежутка времени и изменившиеся требования, которые стали предъявляться к духовенству. Образ жизни сельского духовенства того времени мало отличался от крестьянского. О том времени в воспоминаниях сына одного тамбовского священника можно прочитать: «обстановка жизни в доме… была самая простая. От крестьянской обстановки она отличалась главным образом тем, что изба… была «с трубою», а не курная. Отец сам пахал землю в поле и огороде, косил и убирал хлеб и сено, участвовал в молотьбе и возил в соседний город на продажу сельскохозяйственные продукты». Огород, сад, домашний скот и птица были на попечении матери. «Умственная жизнь была слабо развита. Политикой совсем не занимались». Кроме епархиальных «Ведомостей» в доме не было никаких газет или журналов. «Развлечений, которые носили бы образовательный характер, у нас не было. Иногда собирались к нам соседи — духовные. Все разговоры сводились к хозяйственным заботам: урожаю, доходности приходов, приезду архиерея и благочинного» [5].
Обер-прокурор Синода Победоносцев, который являлся одним из проводников политики «православного консерватизма», основанной на незыблемости идеологической формулы триединства «Православие. Самодержавие. Народность», считал похожесть духовенства на крестьян залогом единства с народом. Однако время шло и требовало новых учителей уже не крестьянского типа, таких которые могли бы уловить происходящие процессы и вовремя скорректировать не только поведенческие модели общества, но и весь ход его духовного развития. История показывает, что духовенство было самым социально зависимым сословием России: продвижение по службе зависело от высшей иерархии, авторитет — от окружающей социальной среды. Материальная зависимость духовенства от крестьянства и в целом — прихожанина усугублялась падением престижа священнослужителя как носителя знания. Консервативная политика Победоносцева и сменившего его на посту обер-прокурора Саблера сдерживала процесс перехода просвещенного духовенства на позиции демократической интеллигенции. Конфликт «старого» и «молодого» духовенства проходит именно в этой позиции: традиционную «слепую веру» старшего поколения более не хотело поддерживать жаждущее знания общество; «разумную веру», способную противостоять атеистическому нигилизму, малообразованное молодое поколение не в состоянии было привнести в обиход повседневной жизни церковной общины [6].
Несоответствие между престижностью выполняемой общественной функции и степенью доходности места являлось противоречием между сословным статусом духовенства и развивающейся классовой структурой модернизирующегося государства и общества. Чтобы не быть в зависимости от быстро меняющихся обстоятельств жизни духовенство нач. XX в. более активно стало требовать решения вопроса о более достойном материальном содержании. К сожалению, вопрос о достойном содержании духовенства часто решался в духе старого менталитета отцов и дедов. Так, например, в 1915 г., когда в печати, в обществе, и в Государственной Думе живо обсуждался вопрос об обеспечении приходского духовенства, к митрополиту Владимиру (Богоявленскому), как первенствующему члену Св. Синода, прибыла депутация членов Государственной Думы с прот. А.В. Смирновым, профессором богословия в Санкт-Петербургском университете, во главе. Депутация прибыла просить митрополита, чтобы Св. Синод, со своей стороны, принял меры к скорейшему разрешению вопроса. Митр. Владимир — сын священника — и сам был некоторое время священником в г. Козлове Тамбовской губернии. Он должен был знать и понимать материальные невзгоды, выпадающие на долю русского священника и мешающие его пастырской работе. Однако, митрополит, выслушав просьбу, ошеломил депутацию вопросом: «А зачем духовенству большее казенное содержание? Мой отец от казны не получал ни гроша и, однако, был отличным священником». «Как зачем? — возразил один из членов депутации. — Да затем, чтобы священник не протягивал руку за каким-либо пятаком иль гривенником; затем, чтобы избавить наших священников от необходимости принимать эти унизительные подачки». «Что ж тут унизительного? — ответил он. — Извозчик, когда вы ему платите, протягивает же руку». С этим и ушла депутация [7].
Как субкультурная группа духовенство тяготело к интеллигенции, но среди других групп, составлявших российскую интеллигенцию, оно оказалось наименее восприимчивым к идеям западноевропейской модели развития. «Интеллигентская бацилла» духовенства беспокоила бюрократию, которая не давала РПЦ свободы действий. В такой системе Церковь чувствовала свою несвободу, лишавшую ее возможности построить собственную модель консолидации общества на основе православных этических норм. Бюрократия всеми силами препятствовала созданию стойких жизнеспособных структур, обладающих свойством свободного динамического развития. Об этом свидетельствует и процесс реформирования государства. В ситуации, когда духовенство оставалось в материальной и административной зависимости от государства и общества, процесс модернизации стал проявляться в более агрессивных и катастрофических формах. Процесс мирного изменения государства и общества нарушался такими событиями как русско-японская война 1904-1905 гг., Первая российская революция, Первая мировая война, наконец, революционная смута 1917 г., приведшие к разрушению самодержавия, государства и общества. Под воздействием этих событий, а также воздействием государства, свидетельством чему является работа в Госдумах, духовенство значительно политизируется. Стимулом консолидации духовенства было движение к Собору в 1905 г., однако грубое вмешательство правительства, пресекшего активность Предсоборного присутствия в Синоде, к 1907 г. показывало духовенству, что государство не оставляет ему возможности быть самостоятельной силой. Это обстоятельство во многом повлияло и на неотвратимость катастрофы 1917 г. [8].
Общество по мере развития процессов урбанизации и модернизации раскалывается на враждующие партии, поляризируется в социокультурных слоях, замкнувшихся на собственных корпоративных интересах. Модернизация среди священников отличалась наиболее стрессовым характером, новые условия хозяйствования, предпринимательства входили в противоречие с православной этикой, для защиты которой и было нужно духовенство. Яркой демонстрацией сказанному является пример, который приводит обозревающий в 1909 г. церкви Тамбовской епархии преосвященный Григорий, епископ Козловский, викарий Тамбовской епархии. Прибывая в с. Арженка епископ Григорий отметил: «Церковь с. Арженка, очень хорошая, в порядке; хор, содержимый фабрикантом Асеевым, очень хороший. Народ в церкви вел себя шумно и малоблагообразно. Священник жалуется, что совсем не ходят в церковь люди, отвлекаемые работой на фабрике. Из беседы с фабрикантом Асеевым узнаем, что работы прекращаются в 6 ч. утра в воскресенье и начинаются в 6 час. утра в понедельник. Я просил его отпустить народ в субботу в 5 час. вечера, но он не соглашается, находя это для себя убыточным и по закону не обязательным. Школа очень тесна и успехи слабы. Господин Асеев обещал школу расширить» [9].
Революционные события 1905-1906 гг. обострили накопившиеся противоречия, при этом политические оппоненты, отстаивающие новые революционные идеи, не останавливались в выборе средств, часто подвергая своим нападкам и православное духовенство. Несмотря на опасность, возрастающий террор и агитационную клевету, отдельные священники противодействовали анархии и организовали деятельное сопротивление аграрному бунту. [10]. Однако большинство сельских священников осталось пассивным. Они оказались неподготовленными к происходящему, не понимали сути событий, а в некоторых случаях даже участвовали в организации «беспорядков». В свою очередь, жандармские способы подавления революции показали своё несовершенство. Карательные меры власти были губительными для религиозного мировоззрения тамбовского населения. В данной ситуации Церковь оставалась единственным институтом, который мог предложить иные средства противодействия через активное участие в общественной жизни страны. В тоже время, духовенство, вовлеченное в этот процесс, не зависимо от своего желания, политизировалось, осваивая новые формы взаимодействия с обществом и государства.
По данным анкет, составленных Тамбовским археологическим комитетом в 1913 г., 900 священников свидетельствовали о резком падении религиозности прихожан, особенно молодёжи [11]. Это отмечал в своём обращении к съезду духовенства и преосвященный Иннокентий в 1908 г.: «Разумею бьющее всех в глаза… крайне распущенное поведение подрастающих поколений, так называемой молодежи, не только в городах, но и в деревнях и селах» [12]. Действительно, революции всюду сопутствовали распущенность и упадок нравов. Священник из с. Рудовки Кирсановского уезда сообщал: «Началась пропаганда… земли и воли… Союзом священнику был прислан смертный приговор, а с народом остались братики-союзники, не прекратившие пропаганды своих идей» [13]. Эта агитация достигала видимых успехов, так, священник с. Мордовские Поляны Спасского уезда сообщал: «Подожгли ночью дом, одни бегут тушить, а другие останавливают и кричат: пусть горит долговолосый» [14]. Разносчиками революционных настроений часто являлись и исключенные семинаристы, о чем есть прямые свидетельства. Будучи уроженцем Тамбовской губернии и воспитанником ТДС митрополит Вениамин (Федченков) о своей молодости вспоминал: «Гораздо больше узнал я о революции в семинарии. Ни в уездном училище, ни в духовной четырехлетней школе ничего подобного даже и слышать не доводилось. Но в семинарии я был втянут в нее очень ловко с первого же класса». Говоря об этом, митрополит Вениамин описывает очень продуманную систему вербовки, развитую в семинарии. Трагедия времени состояла в том, что отцы, обремененные своими заботами не поспевали за развитием сыновей и чаще всего, пользуясь опытом прошлых лет, не видели тех изменений, которые происходили в молодых душах. Поэтому могло стать и такое, как свидетельствует митрополит Вениамин о священнике, живущем в их селе, что «дом: священника неожиданно (конечно вопреки его намерению) сделался рассадником революции», когда учителем для школы и репетитором для священнических детей был принят студент университета [15]. Подобный пример можем найти и у известного тамбовского краеведа П.Н. Черменского, который будучи учащимся ТДС, свидетельствовал, что даже в Архиерейском доме епископа Иннокентия (Беляева), известного в годы Первой российской революции своей стойкой монархической позицией., собирались революционные сходки семинаристов, которые тайком проводил его племянник тоже студент семинарии [16].
Несоответствие духовенства процессу модернизации, предпринимательства, индустриализации сказалось в факте кадрового дефицита, тормозящего переход с пути общинной «моральной» экономики на рельсы индустриального общества. Особенно заметно это противостояние на примере села. Невыдающееся в количественном составе, но в качественном «неблагонадежное» революционно настроенное студенчество, а также оппозиционная интеллигенция, оказывало серьезное идеологическое влияние на крестьян, отдаляя их от Церкви и веры, т.е. разрушая старое путем уничтожения прежней системы за счет демагогических посулов благоденствия как следствия уничтожения «врага». На роль которого выдвигалось и духовенство, традиционно олицетворяющее идеологические основы православного государства. Общество распадалось на враждебные друг другу политические группы, своего рода «политическое сектантство» [17].
Первая российская революция заставила самодержавие пересмотреть свою конфессиональную политику. 17 апреля 1905 г. был обнародован «Манифест о веротерпимости», провозгласивший свободу вероисповедания всех конфессий: разрешалось строить молитвенные здания, издавать духовную литературу, прекращалось преследование сектантов. ТЕВ откликнулись на Манифест рядом публикаций, проникнутых чувством беспокойства [18]. Ситуация требовала решительных действий, в то время как духовенство, в принципе адекватно оценивая ситуацию, явно не успевало за лавинообразным развитием событий. Духовенство в приходах ощущало противодействие со стороны сектантства и атеистов. Жизнь заставляла священника заниматься самообразованием, как средству, позволяющему совершенствовать проповеднические навыки. Одним из путей являлось самообразование, для чего при храмах имелись книжные собрания миссионерского содержания в защиту православной веры, появлялись благочиннические библиотеки, находившиеся у помощника благочинного [19]. Реакцией на усиление сектантства стала организация окружного духовенства в братский союз наиболее образованной части сельских прихожан. Такой союз был организован в сёлах, прилежащих поселку Сампур, где сектанты были особенно сильны. Как свидетельствовал священник о. Василий Тигров, «само время заставляет духовенство быть настороже» [20]. Если православные миссионеры до миссионерского съезда 1906 г. действовали строго в рамках религиозной проблематики, то сектанты давали ответы на актуальные вопросы современности и порой становились проводниками позиции левых партий, видевших в сектантах возможных союзников [21]. Как реакция на это было открытие в Тамбове в 1905 г. бывшим епархиальным миссионером В.П. Базаряниновым первых на тамбовской земле миссионерских противосектантских курсов, миссионерских братств, съездов [22]. В отличие от проводимых в Тамбове миссионерских съездов в последней четверти XIX столетия съезды начала XX в. отличались заметной прагматичностью и напористостью. Тамбовское духовенство пытается преодолеть ограниченность сознания, опознавая и оценивая враждебные православному менталитету тенденции: индивидуализм, рационализм, либерализм, социализм [23]. Церковная печать, в том числе ТЕВ, критикуют отсталые методы работы духовенства, требуют, чтобы духовенство научилось говорить с паствой.
Одним из проявлений политической активности православного духовенства было его участие в газетной публицистике. Появляется ежедневная церковная газета «Колокол», отличавшаяся актуальностью и практической направленностью [24]. Резко возросло количество подаваемых в местную печать статей. Редактор ТЕВ о. Иоанн Панормов извинялся, что не может опубликовать все материалы по причине их многочисленности [25]. В Тамбовских епархиальных ведомостях этого времени дается отпор политическим противникам, появляется полемика авторов между собой. Просветительская работа церкви часто противоречила принципам модернизирующегося общества. Плохое преподавание дисциплин естественно-научного цикла в церковной системе образования не позволяло обеспечить соответствующими кадрами процесс модернизации. В ЦПШ этот цикл практически отсутствовал. Духовенство и светское учительство, выполняя общую функцию образования, просвещения, воспитания, не стали союзниками и зачастую воспринимались как конкуренты и политические оппоненты [26]. Вопреки расхожему мнению либеральной прессы о плохом образовательном уровне в ЦПШ викарий Тамбовской епархии епископ Григорий, обследуя в 1909 г большое число как церковно-приходских, так и земских школ отметил: «Касательно школ должен сказать., что церковные школы по успехом редко уступают земским; по благоустройству часто их превосходят, а по воспитанию всегда лучше — больше серьезности; и если в земской школе применим девиз: «смотри веселей», то в церковной применим: «будь серьезней» [27]. Обучение в ЦПШ было самым доступным. Земская школа была платной и обучала детей зажиточной части населения, малоимущие учились в ЦПШ. К 1885 г. земская школа охватила только 1/5 населения ТГ. Но ЦПШ уже в 1894 г. насчитывалось 1014, в 1905 г. — 1170; тогда как число земских школ сократилось до 621 [28].
К концу XIX в. стало очевидным, что европейские модели образования не гарантируют гармонии информационного и духовного компонента образования. В этой ситуации государство вынуждено было обратиться «к семье, взывая к нравственным силам общества, в этом случае, на помощь Государству приходит Церковь, которая воспитывает каждую индивидуальную волю, располагая системой воспитательных и нравственно-оздоровительных средств, накопленных веками» [29]. Государство использовало Церковь как средство информационного, политического, идеологического воздействия на население. Именно эта сторона деятельности духовенства находится под контролем властей, что приводит к переструктурированию функций: основная — теологическая — осмысливается общественным сознанием как вторичная, что вызывает протест, как в широких слоях общества, так и в среде духовенства. Несогласие с официальной позицией приводит к росту атеизма в обществе.
Осознавая катастрофический характер общественных перемен, тамбовское духовенство выходит за рамки религиозной сферы и осваивает новое поприще — формирование общественного сознания широких народных масс. В 1904 г. по инициативе епископа Иннокентия Серафимовское братство проводит религиозно-патриотические чтения в вагоноремонтных мастерских г. Тамбова, в зале железнодорожного театра. Количество таких чтений увеличивалось с трех в 1904 г. до шести в 1905 г. [30]. Церковные братства и общества участвовали в кампаниях профилактики эпидемических заболеваний и алкоголизма, распространяя медицинскую литературу, объясняя необходимость обращаться к врачу [31]. После выхода в 1909 г. указа о борьбе с пьянством по инициативе Синода учреждаются общества трезвости. В Тамбовской епархии их было учреждено 567. Специальные уличные библиотеки, дешевые столовые и чайные устраивались у оград храмов, доходы от них шли на борьбу с пьянством [32]. Просветительские и благотворительные инициативы церковной общественности продолжил епископ Кирилл (Смирнов), при котором праздники трезвости приобрели характер общегородских. В целях отвлечения народа от пьянства устраивались народные дома, по воскресеньям читались лекции на бытовые и религиозно-нравственные темы. Широкую популярность приобрели организованные епископом Кириллом в мае 1910 г. праздники славянской письменности с богослужением и участием детских хоров, которые проходили в Нарышкинской читальне [33]. Как
показывают мемуарные источники, майские праздники издавна практиковались в среде учащейся молодёжи и носили характер отдыха на природе без какого-либо политического смысла, распространение семинарской традиции на всё население в 1910 г., возможно, было рассчитано на отвлечение народа от «маёвок». [34] Церковь старалась расширить досуговые формы деятельности, вводя общее пение, привлекая хоровые коллективы. Более терпимой она стала к народным традициям: с 1912 г. в храмах стали устраиваться новогодние ёлки, на праздник явился сам губернатор Н. П. Муратов [35]. В том же году губернатор посетил Тамбовскую’ духовную семинарию, где «на ура» прочитал лекцию к 100-летию победы в Отечественной войне 1812 г. Большой интерес прихожан вызывали тюремные храмы, где для заключённых тюремные священники проводили назидательные чтения «с волшебным фонарём» и пр. [36]. Ярким проявлением просветительской активности тг.мбовского духовенства является история Тамбовского церкозно-археологического комитета. Учредителями его стали преподаватели ТДС и духовных училищ Тамбова, собравшиеся в покоях епископа Кирилла в январе 1912 г. и принявшие программу деятельности: собрание старинных рукописей и книг, устроение библиотек и музеев, описание храмов и других памятников, проведение цер-ковно-исторических исследований. Председателем комитета был выбран ректор ТДС протоиерей о, И. А. Панормов [37].
Процесс модернизации влиял и на социальный состав приходского духовенства, которое не было однородно, уровень его жизни и общественно-политические позиции значительно различались, что не позволяет дать упрощенный портрет всего белого духовенства. Собирательный же образ складывается из противоречивых черт быта и деятельности этой многочисленной части сословия. К н. XX в. сложилось две группы духовенства, как свидетельствует благочинный 3-го Борисоглебского округа Николай Безобразов: «…Старое духовенство и новое — современное. Первое остается верным традициям доброго, старого времени и интересуется литературой духовного толка, т. е. наставлениями. Второе старается более или менее сообразовываться с духом времени и пополняет свой, приобретенный в семинарии, умственный багаж знаниями светского, или точнее — земного характера. Отсюда, у того и другого разные отношения к своим пастырским обязанностям и пастве. Насколько духовенство старого типа проникнуто глубокого религиозного смиренного подчинения уставам Православной Церкви,… настолько молодые их собратья в большинстве заражаются религиозным индифферентизмом, с высока осуждая правила святой Церкви, как — де «проявления грубой невежественной старины» [38].
Образ «старого» батюшки полно представляют работы митрополита Вениамина (Федченкова) (см. «Божьи люди»), а также мемуары Певницкого и Крюковского. В качестве образца сельского батюшки «нового типа» можно представить выпускника ТДС, священника с. Большая Лазовка — Евгения Карельского (1870-1921), отца писателя Николая Вирты, семейный архив которого сохранила дочь — Татьяна Вирта. О деде она пишет: «Свои обязанности он исполнял добросовестно, однако особым религиозным фанатизмом не отличался. Достаточно сказать, что собственных своих детей о. Евгений не принуждал к соблюдению поста или непременному посещению церкви. Односельчане вспоминают о нем, как об исключительно обаятельном человеке, обладавшем чертами истинного пастыря своих прихожан. В любое время суток готов он был придти на помощь… В остальное время о. Евгений был погружен в изучение трудов по философии, религии, истории и постоянно пополнял свою и без того обширную библиотеку». Просвещенный священник был центром притяжения и сельской интеллигенции: «В новом добротном, только что отстроенном доме у деда собиралась просвещенная публика со всей округи: учителя, политические ссыльные, кое-кто из прихожан. Долго спорили, расходились заполночь: время было тревожное, надвигалась революция. Частым посетителем моего деда — вспоминает Т. Вирта — был депутат Четвертой Государственной Думы Молчанов». Этот факт свидетельствует о том, что монархически настроенное духовенство, ощущало себя активной общественно-политической силой, ответственной за судьбу государства. Приходское духовенство не было удовлетворено синодальной системой управления РПЦ, не приняло оно и власть светскую: во время гражданской войны «Отец Евгений благословляет и поддерживает Антоновское движение. Вместе с двумя односельчанами он был захвачен в заложники и брошен в ту самую церковь, где он служил. Требовали выдать крестьян, примыкавших к восстанию Антонова. Пригрозили свести в церковь детей и поджечь ее. Отец Евгений Карельский предпочел отдать в жертву себя» и был расстрелян весной 1921 г. [39]. Галерея портретов тамбовского духовенства начала XX в. отражает его раскол как сословия. На всех уровнях находим представителей РПЦ, демонстрирующих высокий уровень образования, личной культуры, православной этики. Однако как единая сила, сплоченной общей идеей и программой действий, оно не представлено.
Вера в Бога оставалась константной духовной величиной, консолидирующей общество. Ощущение собственной отсталости на фоне европейских государств при резкой поляризации социально привилегированных и забитых, привело к переносу ответственности за кризис российской имперской системы на представляющие ее символы, прежде всего, Церковь и ее главного представителя — самодержца, составлявших вместе основу традиционной цивилизации.
На протяжении полувековой истории реформирования Российского государства, начиная с 60-х гг. ХГХ в. и до начала XX в., являясь одним из главных факторов стабильности, сдерживающих агрессивный напор модернизирующихся процессов, Церковь стремилась сохранить преемственность поколений и гармоничное сосуществование разных общественных слоев. Не имея равных с обществом прав свободы, оставаясь вплоть до 1917 г. под опекой государства, православное духовенство, в том числе и тамбовское, разделило судьбу своего народа. Несмотря на распад сословной, общинной, корпоративной общности, что кстати произошло и с другими слоями Российского общества, духовенство оставалось в подавляющем большинстве верным избранному поприщу и нравственному идеалу. Иначе нельзя объяснить добровольное мученичество тамбовских священно- и церковнослужителей в период массового репрессирования духовенства.
* Православная история и традиционная культура Тамбовского края: Мат-лы межрегион. науч.-практ. конф. 22-23 марта 2006 г. / Науч. ред. Л.Ю. Евтихиева. Тамбов, 2007. 254 с.
Литература
1. Обзор Тамбовской губернии за 1906 г. Тамбов. 1908; ГАТО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 268. Л. 161 об.-162: Поуездные итоги сельскохозяйственной переписи Тамбовской губернии в 1917 году. Вып. 1. Тамбов, 1921.
2. Отзывы епархиальных архиереев но вопросу о церковной реформе: М. 2004. в 2-х частях. Ч. 1, 1031 с. Ч. 2. 1056 с. Ч. 2. С. 443, 445.
3. ГАТО. Ф. 181. Оп. I. Д. 2137. Л. 285.
4. Воронский, Л. Г. Избранная проза. Бурса: За живой и мёртвой водой; Рассказы / Вступ. ст. В. Акимова; Сост. и подг. текста Г. Воровской. М: Худ. Литература. 1987. С. 25-27.
5. Крюковский, В. Около Бурсы // Русская старина. 1910. Т. 144. Кн. 10. С. 55, 67, 69.
6. Римский, М. В. Российская Церковь в эпоху Великих реформ. (Церковные реформы в России 1860-1870-х гг.). М, 1999. С. 98-103.
7. Протоиерей Георгий Шавельский. Русская Церковь перед революцией. М., 2005. С. 202-201.
8. Степанов, С. А. Чёрная сотня в России (1905-1914). М, 1992. С. 12-13.
9. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 2092. С. 21.
10. Гофман, А. Революционный террор в России, 1894-1917 / Пер. с англ. М., 1997. С. 31; Изнанка революции. Вооружённое восстание в России на японские средства. СПб., 1906; ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 5963. Л. 262-288.
11. ТЕВ. 1914. №2. С83.
12. ТЕВ. 1908. № 5(н). С. 241-246.
13. ТЕВ. 1908. № 5(н). С. 241-246.
14. ТЕВ. 1908. № 5(н). С. 241-246.
15. Вениамин, (Федченков), митрополит. На рубеже двух эпох. М., 2005. С. 126-127.
16. Черменский, П. Н. Прошлое Тамбовского края. Тамбов, 196!.. С. 172-173.
17. Булдаков, В. П. С. 39.
18. ТЕВ. 1905. № № 7-9, 11, 14; Нечаев А. А. Очерки из истории Тамбовской церкви. СПб., 1908.
19. ГАТО. Ф.181. Оп. 1. Д. 2137. Л. 33.
20. ГАТО. Ф.181. Оп. 1. Д. 2137. Л. 10-11; ТЕВ. 1912. №№11-12 (и). С. 347-414.
21. Круглое, А. А. Социал-демократия и Церковь в начале XX века. С. 22-23.
22. ТЕВ. 1908. №7 (н), С. 334-344; Церковно-народные огласительные училища для взрослых, как оплот против распространения сектантства // ТЕВ. 1908. № 8 (н.) С. 387-398; ТЕВ. 1906. № 13-15. С. 239-255. ,
23. Зеньковский, Б. А. «О христианском общении» // ТЕВ. 1908. №4 (н). С. 220-227.
24. Миссионер Базарянинов. Ежедневный орган по Церковным вопросам. // ТЕВ. 1905. № 54. С. 2217-2220.
25. ТЕВ. 1905. №53. С. 2109.
26. Чуткерашвили, Е. В. Кадры для науки. М, 1968. С, 35-59; Мягкова К. О. О положении народных учителей. СПб., 1905.
27. ГАТО. Ф. 181. Оп. 1. Д. 209.2. С. 33.
28. Сборник-календарь ТГна 1903 год. С. 327.
29. Рожков В., протоиерей. Церковные вопросы в Государственной Думе. М. 2004. С. 125.
30. Обзор Тамбовской губернии к Всеподданнейшему отчету Тамбовского губернатора 1901-1914 гг. ГАТО. Ф. 4 Оп. 65. Д. 36. Л. 1; ГАТО. Ф. 31. Оп. 56. Д. 38. Л. 1-38 об.
31. ТЕВ. 1905. №26. С. 465.
32. ГАТО. Ф. 181. Оп.1 Д. 1026. Л. 345; ТЕВ. 1912. № 31. С. 1357; Обзор ТГ за 1901 год. Приложение по Всеподданнейшему отчету Тамбовского губернатора Тамбов. 1903. С. 73.
33. Кученкова, В. А. Житие архиереев тамбовских. Тамбов. 1998. С. 35.
34. Крюковский, В. Около Бурсы // Русская старина. 1910. Т. 144. Кн.10. С. 49-70; 1911. Т. 146. Кн. 4. С. 212-230; Т. 146. Кн. 5. С. 437-452; Т. .146. Кн. 6. С. 578-582.
35. ТЕВ. 1912. №2. С. 65.
36. Обзор ТГ за 1901 год. Приложение по Всеподданнейшему отчету Тамбовского губернатора. Тамбов, 1903. С. 73.
37 Первое общее собрание членов Тамбовского церковно-археологического комитета. Тамбов. .913. С. 6; ТЕВ. 1913. № 50; ТЕВ. 1914 № 3 (н). С. 83-108.
38. ГАТО. Ф. 181. Д. 2092. Л. 35.
39. Вирта, Т. Отрывок из воспоминаний. «О моем деде и отце». Рукопись. 2003.